Я надену полночь - Страница 26

«А что я замечала? — быстро обдумала вопрос Тиффани. — Что я должна была заметить? Эмбер еще совсем ребёнок. Она видела ее раз или два — не то, чтобы тихая, чтобы беспокоиться о ее уме, но и не очень шумная, чтобы быть назойливой. Вот и все. — А потом она подумала: — Цыплята. Это было странно».

— Она может разговаривать с Фиглами! — квакнул Жаб. — И я не имею в виду все эти словечки вроде «кривенс» и весь говор. Я имею в виду настоящий древний язык, на котором разговаривают кельды. Тот язык, на котором они говорили задолго до того, как пришли к нам. Простите за многоречивость, мне следовало бы лучше подготовить свою речь. — Он сделал паузу. — Сам я ни слова не понимаю, но девочка просто схватывает все на лету. И еще кое — что. Могу поклясться, но она пыталась разговаривать со мной по — жабьи. Я сам не очень хорошо на нем квакаю, но кое — какие навыки приходят с… ну, сами знаете… со сменой формы.

— Ты хочешь сказать, она понимает необычные слова? — не поняла Тиффани.

— Не совсем уверен, — ответил Жаб, — но, думаю, она понимает их значение.

— Точно? — сказала Тиффани. — Я всегда думала, она немного простовата.

— Простовата? — развеселившись, сказал Жаб. — Как юрист, я мог бы ответить — то, что выглядит очень просто на деле может быть очень сложно, особенно, если у меня почасовая оплата. Солнце – оно простое. Меч тоже. И гроза простая. А за всеми этими вещами таится огромный хвост осложнений.

Из норы высунулась голова Эмбер:

— Госпожа Кельда говорит, что встретится с вами в карьере. — С довольным видом произнесла она.

Пока Тиффани осторожно продиралась через колючий камуфляж, из карьера доносились приглушенные радостные возгласы.

Карьер ей нравился. Здесь — внутри этих баюкающих, влажных, белых стен, под голубым дневным небом, которое продиралось сквозь колючки ежевики — просто невозможно было не чувствовать себя счастливой. Порой, когда она девчонкой, она видела древних рыб, проплывавших взад — вперед сквозь стены карьера. Эти древние рыбы жили в далекие времена, когда Мел был частью морского дна. Вода давным — давно ушла, а призраки бедных рыб этого не заметили. Они были словно рыцари, закованы в броню, и старыми, как сами стены карьера. Но теперь она их уже не видела.

Возможно, с возрастом в глазах что — то меняется.

В карьере стоял стойкий запах чеснока. Большая часть дна карьера была покрыта улитками.

Фиглы осторожно бродили между ними, рисуя на их раковинах цифры. Как оказалось, Эмбер уже сидела рядом с кельдой, обхватив руками колени. Сверху все это было похоже на состязание пастухов, но без собачьего лая и по уши в слизи.

Кельда заметила Тиффани и поднесла крохотный пальчик к губам. Она коротко кивнула на Эмбер, которая, не отрываясь, наблюдала за процессом. Кельда похлопала по месту рядом с собой по другую сторону, и сказала:

— Смотрим мы как клеймят ребятки стадо, — в ее голосе прозвучала странная нотка. Таким тоном говорят взрослые малышам: «Правда весело?», если те еще не пришли к определенному умозаключению. Но Эмбер действительно выглядела наслаждающейся происходящим. До Тиффани дошло, что в окружении Фиглов Эмбер чувствовала себя счастливой.

Тиффани решила, что кельда сознательно хочет поддерживать легкую беседу, поэтому просто спросила:

— А зачем их метить? Кто на них позарится?

— Прочие Фиглы, разумеется. Мой Роб прознал, что собираются они стырить наших улиток, когда те останутся без охраны.

Тиффани была озадачена.

— А почему они вдруг останутся без охраны?

— Потому что мои ребята, знаешь, уйдут, чтобы скрасть их стадо. Древняя это традиция, и означает, что будет много драк, битья и скражи, ну и, конечно же того, что нравится всем — выпивки.

— Кельда подмигнула Тиффани. — Это веселит ребят, и не дает им раздражаться и путаться под ногами.

Она вновь подмигнула, и, похлопав Эмбер по ноге, произнесла что — то на непонятном языке, который звучал очень похоже на древнюю версию фигловского. Эмбер ответила. Кельда многозначительно кивнула Тиффани и указала на противоположный конец карьера.

— Что ты только что ей сказала? — спросила Тиффани, оглядываясь на девушку, которая с неизменным интересом наблюдала за Фиглами.

— Я сказала, что с тобой мы собираемся на взрослые темы потолковать, — сказала кельда, — а она ответила, что мальчики славные. Не ведаю, почему — но она заговорила на праматери языков.

Тиффани, я только с дочкой и гоннаглем использую его. С ним я разговаривала прошлой ночью в кургане, когда она присоединилась к разговору! Она разумела все, едва услышав! Такому не должно случаться. Редким даром она наделена. Разумеет она суть вещей в голове. Это волшебство, детка, чистая магия, не сумлеваюсь.

— Как такое может быть?

— Кто ведает? — ответила кельда. — То дар. И если примешь ты мой совет, то отдашь девушку в ученицы.

— Не старовата — ли она для учебы? — сказала Тиффани.

— Обучи ее искусству или найди иной выход ее дару. Верь мне, девочка моя, не желаю внушить тебе, что смертное битье добрый путь, но кто ведает, какие пути нас избирают? Так что на этом мной все завершено. А у нее есть дар «Понимания». Что еще в ней таится? Ведаешь ты сама, что жизнь лепа, если найти свое предназначение. Отыщешь — будет счастье, нет — страдание. Поминала ты, что проста она. Найди учителя, который отыщет в ней сложное. Девочка поняла сложный язык, просто его услышав. Земля нуждается в подобных талантах.

Да, в этом был смысл. Все, что говорит кельда имеет смысл.