— Передай кельде мою благодарность за совет на счет рыбалки. Если не возражаешь, Роб, у меня есть дела. Поблагодари кельду.
К этому времени большая часть толпы уже спустилась с холма чтобы поглазеть, спасти или попытаться оказать первую помощь стонущим погонщикам сыров. Для посторонних это конечно было еще одним представлением: не часто увидишь подходящую кучу малу, состоящую из людей и сыра. И — кто знает? — там могут оказаться действительно интересные травмы.
Тиффани, обрадованной тем, что наконец — то для нее нашлась работа, не пришлось прикладывать усилий, чтобы подойти к месту происшествия. Остроконечная черная шляпа прокладывала путь через толпу быстрее, чем святой через бушующее море. Она растолкала счастливых зевак, пихнув пару-тройку из зазевавшихся посильнее. Как оказалось, на самом деле список жертв оказался не столь уж большим: одна сломанная рука, одно запястье, одна нога и необычно большое число синяков, порезов и потертостей, вызванных скольжением по склону — трава не всегда дружелюбна. Несколько юношей действительно пострадали, но благодаря особенностям своих травм, они в решительной форме отвергли возможность их обсуждения с леди, за что им отдельное спасибо. Тем не менее, она посоветовала им по прибытии домой прикладывать холодные компрессы на пораженные места, и проводила неуверенно ковыляющих бедолаг взглядом.
Что ж, она отлично со всем справилась, не так ли? Она использовала свои способности перед глазеющей толпой зевак, и, судя по тому, что она услышала от одного старика и женщины, все сделала просто отлично. Может ей показалось, но один или два человека даже смутились, когда старичок с длинной бородой сказал с улыбкой: «У девчонки, умеющей сложить вместе сломанные кости, не будет проблем с поисками мужа». Но представление закончилось, и люди потихоньку начали подниматься обратно в гору… и тут прибыла карета, и что еще хуже — она остановилась.
На ее борту красовался герб семейства барона. Из нее вышел молодой человек. Приятный на свой лад, но в равной степени ведущий себя так скованно, что его можно было использовать вместо гладильной доски. Это был Роланд. Не успел он и шагу ступить, как из кареты раздался очень недовольный голос, сказавший, что тот должен был дождаться, пока форейтор откроет ему дверь, и что он должен поторопиться, потому что они не собираются здесь торчать весь день.
Молодой человек поспешил к толпе и все стали прихорашиваться, поскольку, в конце — концов, он был сыном Барона, который владел большей частью Мела и ему принадлежали почти все дома в округе, и хотя он был приличным мальчуганом, немножко вежливости в общении с его семейством не помешает…
— Что произошло? Все в порядке? — спросил он.
Жизнь на Меле была приятной, и взаимоотношения между господином и слугами основывались на взаимоуважении, и тем не менее, фермеры унаследовали идею, что слишком болтать с сильными мира сего не очень мудро, особенно если сболтнешь чего-нибудь лишнее. В конце — концов, камера пыток никуда не исчезла из подвала замка, хотя ею и не пользовались несколько сот лет… но лучше будет постоять в сторонке, в безопасности и позволить вести разговоры ведьме. Если у нее будут проблемы, она всегда сможет улететь.
— Боюсь, это один из тех несчастных случаев, которым было суждено случиться, — ответила Тиффани, отлично сознавая, что она оказалась единственной женщиной, которая не сделала реверанс.
— Несколько сломанных костей, которые непременно срастутся и пара синяков на лицах. Все уже улажено, спасибо за внимание.
— Вижу, вижу! Отличная работа, юная леди!
На какое — то мгновение Тиффани задумалась, не укусить ли его. Юная леди, и от кого… ? От него? Это было практически, но не окончательно, оскорбительно. Но, похоже, больше этого никто не заметил. В конце — концов, это был тот язык, на котором привыкли общаться баре, когда хотят казаться милыми и дружелюбными.
«Он пытается общаться с ними, — подумала она, — как инстинктивно делал, и отлично справлялся, его отец. Но нельзя разговаривать с людьми так, словно ты на митинге».
А в слух она сказала:
— Большое спасибо, сир.
Что ж, до сих пор все шло не так уж плохо. Но тут открылась дверца кареты и на землю опустилась одна из изящных белоснежных ножек. Это была она: толи Анжелика, толи Летиция, толи еще какой — то цветочек с клумбы. На самом деле Тиффани отлично знала, что это Летиция, но разве внутри собственных мыслей она не может немного повредничать?
«Летиция! Ну, что это за имя? Что — то среднее между салатом латуком и чихом. И вообще, кто эта Летиция такая, чтобы не пускать Роланда на ярмарку? Ему следует находиться здесь! Его отец, если б ему позволяло здоровье, непременно пришел бы! Вы только посмотрите! Белые туфельки!
Сколько они продержались бы на ноге того, кто действительно работает?»
Тут она сказала себе: «Стоп» Повредничала и хватит».
С похожим на страх выражением Летиция посмотрела сперва на Тиффани, потом на толпу и сказала:
— Давай уедем, пожалуйста? Матушка беспокоится.
Наконец карета уехала, оборванец в рваной шляпе с шарманкой, слава богу, ушел, солнце село, а некоторые люди остались ночевать в теплых сумерках. А Тиффани в одиночестве полетела домой — в вышине, где только совы и летучие мыши могли видеть выражение ее лица.
Ей удалось часок подремать, пока не начался форменный кошмар.
Что ей особенно хорошо запомнилось из событий той ночи — это стук головы господина Петти об стену и перила, когда она тащила его тело, сперва стянув с кровати и затем, воспользовавшись испачканными простынями, вниз по лестнице. Он был довольно крупным мужчиной. При этом он наполовину спал, наполовину был в стельку пьян.